— Я так и сделал, заявил, что не виновен.

Ольга покачала головой:

— Это не одно и то же! Тот, кому нечего стыдиться, на весь мир кричит о том, что не виновен!

В том, что она говорила, была своя логика. И Латур готов был с этим согласиться.

— Может, я был не прав. Может, было бы лучше сразу объяснить, как все было на самом деле… Но ведь так мне посоветовал Джин.

Ольга озабоченно облизала губы.

— Он ведь твой друг, да?

— Близкий друг.

Она уже открыла было рот, чтобы что-то сказать, но передумала. Вместо этого чисто по-женски вернулась к тому, что с самого начала не давало ей покоя.

— А те девушки, которых изнасиловали раньше?…

— И что же?

— Это ведь не ты?

— Нет.

— Ты клянешься?

— Клянусь.

Практичная как всегда, Ольга слегка пожала плечами:

— Конечно, к тому же, если бы тебе просто нужна была женщина, ты бы чаще спал со мной, ведь правда?

Оставалось надеяться, что дежурившему Де ла Ронде не придет в голову подслушивать. Смутившись, Латур хрустнул пальцами. Что ей ответить?! Что он слишком горд для того, чтобы ждать ее ласки, как милости? Что каждый раз, когда они были близки, он корчился потом от стыда, чувствуя ее презрение? Да разве могло быть по-другому? Что, кроме презрения, могла Ольга испытывать к мужу, грубо настаивавшему на своих супружеских правах даже после того, как все его обещания оказались фальшивыми?

— Это трудно объяснить, — с трудом пробормотал он.

— Но ведь так оно и должно быть. — Ольга понизила голос. — Или я чего-то не понимаю? Разве я когда-нибудь отказывала тебе?

— Нет.

— А прошлой ночью?

— Нет, — вынужден был признаться Латур. И сделал неуклюжую попытку объяснить, что он чувствовал. — Это было замечательно.

И вдруг увидел, как глаза Ольги заволокло слезами. Прозрачные капли повисли на ресницах и потекли по щекам.

— Так почему же ты мне об этом не сказал? Почему просто встал, оделся и ушел, а ведь была ночь? Джорджи сказал, что на это может быть только одна причина!

— И какая же?

— Что тебе просто на меня наплевать, что ты уже жалеешь, что женился на мне. Что ты попросту используешь меня, когда под рукой нет других женщин!

— Но это не так! — возмутился Латур. — У меня нет никого, кроме тебя!

— И я должна этому поверить?!

— Ты должна верить мне, милая, — тихо сказал он и замер, потрясенный, вдруг сообразив, что чуть ли не впервые за последние годы назвал ее так Она всегда была для него просто Ольгой. — Так оно и есть, любовь моя. Я…

Он протянул к ней руки, но она оттолкнула его. Вскочив, Ольга молча смотрела ему в глаза. Одно мгновение ему казалось, что сейчас она ударит его.

— Ну да, теперь я для тебя и милая и любимая! Долго же пришлось ждать, пока ты соберешься меня так назвать! И где, Господи ты Боже мой! В тюрьме! Перед судом за убийство и изнасилование!

— Говорю же тебе, я не убивал Лакосту! И жену его пальцем не тронул!

— А мне все равно, — выпалила Ольга. — Если хочешь знать, я вообще об этом не думаю. И мне нет дела до того, в чем тебя обвиняют. — Она уже почти кричала. — Я не могу забыть о том, что ты сделал со мной, с нами обоими!

Латур снова потянулся к ней, чтобы обнять, успокоить, и снова она отпрянула в сторону.

— Нет, — холодно процедила Ольга. — Прошу тебя, не дотрагивайся до меня! Может быть, верная и преданная жена и должна так поступать, но ведь я тоже человек! И имею право вести себя как нормальная женщина!

Она круто повернулась и вышла из камеры. Ее каблучки звонко простучали по коридору.

Латур провожал ее взглядом, пока она, не обернувшись, не исчезла за тяжелой металлической дверью, которую предупредительно распахнул перед ней Де ла Ронда. Потом устало присел на край кровати и невидящим взглядом уставился сквозь решетку.

Если он правильно угадал причину гнева и обиды жены, значит, он еще больший осел, чем покойный Лакоста, подумал Латур.

И что самое обидное — из-за его глупости они напрасно потеряли целых два года.

Глава 15

Солнце постепенно клонилось к закату, и по земле протянулись вечерние тени. Ольга не принесла ему поужинать, и Латуру пришлось довольствоваться тюремной баландой. Он с трудом прожевал жесткий, как подошва, кусок мяса, заедая его неизбежной безвкусной овсянкой. Потом заставил себя выпить жидкий, простывший кофе. Кусок не лез ему в горло, но он заставлял себя глотать, и не потому, что был голоден, а твердо намереваясь сохранить свои силы.

Может быть, еще придет время, когда они ему понадобятся.

Если его не обманывали предчувствия, с наступлением ночи толпа желающих расправиться с ним без суда и следствия начнет шнырять вокруг здания тюрьмы. А может, и не только шнырять.

Он давно уже понял: в том, что случилось с ним, время играло главенствующую роль. Кто бы ни желал его смерти, этот человек явно не мог ждать. Не сумев прикончить его, он сделает все, чтобы разделаться с ним чужими руками. И почему-то он так спешил, что даже не мог дождаться суда.

Дьявольщина, выругался про себя Латур. И сколько он ни ломал голову, так и не мог понять, что этот таинственный убийца выгадывал от его смерти. К тому же если он сам все это время ошибался в Ольге, то она вовсе не стремится выйти за кого-нибудь другого. Таким образом, из подозреваемых можно исключить и Джорджи.

Шериф Белуш и Том Муллен оказались вне подозрений. Если же он и встал поперек горла какому-то юному хулигану, так какая разница, когда он умрет?

Не считая наводнивших город репортеров и переносную телестудию, в остальном все шло как обычно. Так же ослепительно сияли неоном яркие вывески и гремела музыка, так же оживленно было на улице Лаффит. Соседние камеры одна за другой стали потихоньку заполняться первыми возмутителями общественного порядка. Шериф Белуш и его люди больше ничего не могли сделать. Пав жертвой порочного круга, который сами же и создали, они были уже бессильны что-либо изменить. И с этой самой минуты они совершали одну ошибку за другой.

Ни у одного из задержанных не нашлось для Латура ни единого доброго слова. Пьянчужки и скандалисты открыто презирали его, потому что в их глазах служитель закона, который говорит одно, а делает другое, не достоин ничего, кроме веревки на шею. А девицы по вызову и уличные шлюхи ненавидели его по совсем другой причине. Для них секс был тем, что открыто продается и покупается, но по доброй воле, а отнюдь не силой. И в насильниках они видели открытую угрозу своему бизнесу.

Брюнетка с длинной стрижкой “под пажа” и обрюзгшим лицом лучше всех выразила то, что они все чувствовали.

— Почему бы тебе было просто не заплатить десятку, а, парень? — презрительно спросила она, схватившись за прутья решетки. — И позабавился бы вдоволь! Девушкам вроде меня нужно лет десять, чтобы всему научиться, — деловито пояснила она. Судя по всему, материальная сторона волновала ее больше всего. — А потом появляется тип вроде тебя и получает все задарма! Черт тебя подери, если уж ты такой крутой, неужели во всем городе не нашлось ни единой девчонки, которая дала бы тебе в кредит?! Или, может, ты один из тех ублюдков, которые тащатся оттого, что кому-то больно? Был у меня один, который предложил мне полсотни, если я позволю себя отхлестать. Подонок, конечно, но, по крайней мере, честно предлагал заплатить.

Латур сделал вид, что не слышит.

Жаркая влажная ночь, как всегда в этих местах, рано спустилась на землю. В камере стало совсем темно. Около восьми Билл Дюкро впустил к нему Джина Эверта и запер за ним дверь.

Адвокат выглядел усталым и встревоженным. Латуру показалось, что Эверт избегает встречаться с ним взглядом.

— Извини, Энди. Весь день работал… все ломал себе голову, кому могло понадобиться втянуть тебя в эту историю. Поговорил, кажется, с каждым барменом в этом проклятом городе.

— И что?

— Пусто. Никто ничего не знает. — Усевшись рядом с Латуром, Эверт поставил на пол портфель и поднял на него глаза. — Судя по тому, что я от них услышал, для всех ты был словно прыщ на ровном месте, поскольку из кожи лез вон, чтобы закон воцарился там, где его отродясь не было. Но, уверен, ни один из них не решился бы зайти так далеко. А вообще, дела обстоят паршиво. Не хочу ничего от тебя скрывать, но похоже, они только и ждут сигнала, чтобы двинуться сюда.